Макс Фриш "Homo Faber"это трава, но трава немного не моя. в первую очередь потому, что автор пишет о человеке с математическим складом ума. и это очень чувствуется. мне действительно было очень не по себе от каких-то суждений, хотя в душе я подчас понимала, что в них есть правда. например, о том, что нет смысла верить в мистику. наверное, это правильно, только у меня всё равно никогда так не получится.
с другой стороны, вся философская сторона романа настолько близка, рассуждения настолько чувственны, что я просто зависала над книгой на какое-то время, дожидаясь момента, пока чувства уляжутся.
а вообще довольно сильный сюжет - прочиталось на одном дыхании. и подчёркивает, на мой взгляд, тот факт, что смерть тоже может быть в какой-то мере полезной и даже удачной.
цитат много и они объёмные.
тыркМне незачем обращаться к мистике, чтобы поверить в реальность невероятного случая, для этого мне достаточно математики.
Но сформулировать это, не обидев её, оказалось чертовски трудно, потому что она ведь ничего не знала о Ганне и была хорошей бабой, но, увы, принадлежала к той категории американок, которые считают, что каждый мужчина, с которым они спят, должен стать мужем.
Иногда, правда, он становился невыносимым, как, впрочем, все художники, считающие себя натурами более утончёнными и глубокими, нежели простые смертные, лишь потому, что не имеют понятия, что такое электричество.
Ганна всегда была очень впечатлительна, неуравновешенна и темпераментна, её реакцию трудно было предугадать; как говорил Иоахим, маниакально-депрессивный склад психики.
"The American Way of Life" - это попытка косметическими методами приукрасить жизнь, но жизнь не терпит косметики.
...ведь деньги не считаешь, только пока влюблён.
...он один из тех, кто, не задумываясь, спасёт тебе жизнь, но и после этого отношения с ним не станут интимней.
У меня нет никаких оснований для комплекса неполноценности, я не гений, конечно, но всё же занимаю определённое положение, однако я совершенно не выношу такого рода молодых людей, их тон, их претензии на гениальность - они упоены собой, хотя за душой у них пока ещё ничего, кроме неосуществлённых замыслов, нет, и им наплевать, что мы уже кое-что действительно создали на этом свете, а напомнишь им об этом - вызовешь только усмешку.
Чувства по утрам - этого не может вынести ни один мужчина. Уж лучше самому мыть посуду!
Наибольшее зло происходит от моралистов.
Мы живём в век техники, человек - покоритель природы, человек - инженер, и кто возражает против этого, не должен пользоваться мостом, поскольку он не создан природой.
Я не выношу, когда мне показывают, что я должен испытывать, потому что тогда я сам кажусь себе слепцом, хотя и могу понять, о чём идёт речь.
Я не признаю самоубийства. Оно ведь не меняет того факта, что ты жил на земле, а в ту минуту я желел лишь одного - никогда не существовать!
Воспоминания всегда смешны.
Какое-то будущее, считал я, всегда есть, мир ещё ни разу не останавливался в своём движении, жизнь продолжается.
- Да, - говорит она, - но, быть может, без нас.
Вильямс считает, что я должен играть хоть какую-то роль в этом обществе, пусть комическую, это лучше, чем вообще никакую. Оказывается, нельзя просто стоять в углу и грызть миндаль.
Вообще человек в целом, как конструкция, ещё может сойти, но материал никудышный: плоть - это не материал, а проклятие.
Что может предложить Америка: комфорт, наиболее рационально оборудованный мир, всё ready for use, мир выхолощенных "американским образом жизни"; куда бы они ни пришли, для них всюду highway, мир, плоский как рекламный щит, размалёванный с двух сторон, их города, вовсе не похожие на города, иллюминация, а наутро видишь пустые каркасы, - трескотня, способная обмануть только детей, реклама, стимулирующая оптимизм, неоновый щит, которым хотят оградиться от ночи и смерти...
На земле нет времени, чтобы спать!
Я хочу жить, как никогда прежде, и даже если бы мне осталось жить только год, жалкий год, или три месяца, или даже два (это были бы сентябрь и октябрь), я не потерял бы надежду, хотя знаю, что погиб.
Быть вечным - значит прожить свою жизнь.