[ya-nikto]

таки дозрела

Название: Память
Автор: Yellow
Бета: Ayyf, Lesolitaire
Рейтинг: G
Тип: джен
Персонажи: Андромеда Тонкс, Августа Лонгботтом
Жанр: драма
Саммари: Старость приходит медленно…
Предупреждение:
Дисклэймер: всё чужое
От автора: Написано на командный конкурс «Назад в будущее» на ПФ, первое место.
Тема: "Ты — женщина, и этим ты права". (с) В. Брюсов
Благодарности: лучшей команде на свете – Ayyf и Lesolitaire.


Память

Март

Лестница на второй этаж скрипит под ногами. Шаг – скрип. Андромеда уже так привыкла к этому скрипу, что почти не замечает его. В доме – сквозняки. В оконных рамах завелись противные щели, дерево от старости ссыхается, разъезжается, и в образовавшиеся отверстия задувает холодом. Андромеда кутается в шаль и поднимается наверх. Шаг – скрип.

Иногда Андромеда напоминает себе эти самые рамы. Подобно дереву в них она тоже ссохлась, маленькой стала, больной. Кости скрипят прямо как ступени под ногами, и никакие мази от ревматизма и артритов не помогают, аптекарь в лавке только разводит руками и советует сходить к маггловскому врачу. А врач тоже разводит руками и советует попробовать нетрадиционную медицину.

Вся жизнь Андромеды заключается в этих разведениях рук – того не знаешь, этого не знаешь. И иногда, ночью, когда в щели в рамах задувает сильнее, чем когда-либо, и дождь в стёкла бьёт, хлещет со всей силы, Андромеде кажется, что она никому не нужна. Она загоняет эти мысли – недостойные взрослой женщины мысли – куда подальше и утыкается лицом в подушку. И думает, что поплакать было бы очень кстати, только слёзы не льются из глаз уже долгие годы. Слезам нет места в её жизни.

Лестница скрипит под ногами, Андромеда точно знает, что в ней пятнадцать ступенек. Пятнадцать скрипучих шагов – и она наверху, в спальне, которая когда-то была супружеской, а теперь – вдовья.

Андромеда не зажигает свет – с тех пор, как Тедди уехал в школу, теней по углам в этом доме бояться некому. С тех пор, как Тедди уехал в школу, в доме всегда темно и пусто. И затхлостью пахнет, только Меда этого не ощущает, привыкла слишком к запаху. К одиночеству привыкла тоже, потому и теней не боится – если она увидит вдруг кого-то из близких, пусть только в качестве тени, будет только рада.

***

Руки у Августы совсем уже морщинистые, шершавые. Бокал с шерри в этих узловатых пальцах смотрится почти инородно, и Андромеда отводит взгляд. Августа – очень старая, такая старая, что иногда Меде кажется, будто та сейчас рассыплется прахом прямо на серый ковёр в её гостиной. Рассыплется вся, только неизменная шляпа останется лежать, поблёскивая старыми обгрызенными молью перьями.

Августа Лонгботтом – её единственная почти подруга, почти, потому что нельзя всерьёз подружиться с человеком, чью семью замучила твоя сестра. Нельзя, не забывается такое. Всегда чувствуешь прожигающий стыд где-то под сердцем и боишься представить, что чувствует она, когда смотрит на тебя, такую похожую. Что видит она в твоих глазах?

И сейчас она сидит в кресле у камина и пьёт шерри только потому, что некому больше пить в этом кресле шерри, кроме неё.

– Совсем запустила себя, – говорит она. – Совсем распоясалась. Что будет, когда Тедди вернётся?

Андромеда пожимает плечами и кутается плотнее в шаль. За окнами дождь, и в щели задувает.

– Ничего, – отвечает. – До этого ещё дожить надо.

– Ты помирать, как-никак, собралась? А что с Тедом будет?

– Нет, я пока не собралась помирать, – голос ровный, холодный. Почти пустой бокал греется от тепла рук, красная капля на дне в отсветах пламени из камина напоминает кровь.

– Вот и ладно.

Через полчаса Августа уйдёт, и Меда поднимется наверх, наденет старую ночную рубашку, пахнущую старыми духами, и ляжет в кровать. Уснёт.

– Не переживай, – говорит Августа. – Это пройдёт.

И Андромеда понимает: ей ли не знать.

Март за окном, в окна дует, и некому щели заделать.

***

Апрель

Сегодня Андромеда готовит праздничный ужин. Она прислушивается – не хлопнет ли дверь, не заскрипят ли ступени? Но всё тихо, только дрова шумят в камине. Андромеда улыбается.

Она заделала все щели в окнах – сама, волшебством. Теперь не дует, а потому шаль лежит на стуле рядом, забытая. Щёки у Андромеды раскраснелись – от плиты жар идёт.

Овощи режутся, мясо жарится – жир шипит на сковородке. Андромеда улыбается.

Часы бьют в гостиной, ветер бьёт в окна. А на столе лежит целая гора шоколадных пасхальных зайцев, тех самых, которых так любил Тед. Тех самых, которых так любит Тедди. Андромеда улыбается.

А потом дверь хлопает, холодом тянет по ногам, и звонкий мальчишеский голос кричит:

– Бабушка!

Андромеда вытирает руки о край фартука.

Тедди вбегает в кухню – не разулся даже, сорванец.

– Бабушка! – подходит, обнимает. – Я дома.

– Вернулся, – шепчет Андромеда. – Вернулся, милый мой.

– Ты моя самая любимая, – говорит Тедди.

***

Май

Андромеда точно помнит то время, когда они с Тедом решили пожениться. Она помнит искажённое злостью лицо матери, помнит брошенное ею «В нашей семье тоже не без урода», помнит смех Беллы и то, как Нарси отводила глаза.

Столько времени прошло, а воспоминания свежи, как будто не было всех этих лет, как будто не умирала мать, не гнила заживо в Азкабане Белла… Как будто Нарси не старела, из года в год всё больше напоминая бледную моль.

Ещё Меда точно помнит всё, что говорил ей Тед, каждое слово. Каждое прикосновение помнит, каждый вздох. Помнит, как они поженились, купили дом и поселились в нём.

Когда-то они мечтали, что будут воспитывать в этом доме детей, а потом и внуков. Когда-то они мечтали, что дом будет наполнен детским гомоном и улыбками, запахом печёных яблок и потрескиванием дров в камине.

Где всё теперь?

На улице цветёт всё, зацветает, пчёлы летают, кружатся.

Андромеда выходит на крыльцо. Выходит, вцепляется пальцами в перила так, что костяшки белеют. Вдыхает – тяжело, всей грудью, ещё, ещё, успеть бы надышаться. Вдали – лес. Вдали – река за полем блестит на солнце. Вдали, где-то совсем-совсем далеко – Хогвартс, где лежит в земле её дочь, мёртвая, мёртвая, любимая, лежит рядом с такими же, как она сама – героями.

Андромеда смотрит в небо – голубое, уже почти летнее, хотя май на дворе. Май – вишни цветут. Май – птицы кричат. Май – слёзы текут.

***

Старость приходит медленно, незаметно, и под конец жизни – а он уже скоро, Андромеда чувствует это – как никогда хорошо всё вспоминается. Наверное, давно стоило забыть – столько лет прошло. Только не забывается, и воспоминания жгут каждый день, дыры прожигают в груди.

А ещё как никогда легко задаются вопросы самой себе: правильно ли я всё сделала? Правильно ли поступила там и там, хорошо ли справилась с этим и этим?

Что значит быть настоящей женщиной? Наверное, это значит каждый день выбирать правильный путь, делать правильное решение. Только вот никогда не узнаешь, насколько правильным твой выбор был.

Тедди вырос уже – плечи широкие, руки сильные. Съехал от старой бабушки в съёмную квартиру, в Лондоне живёт, а всё равно аппарирует через день. Наверное, Меда может им гордиться – статный, красивый. Может она гордиться и собой – воспитала такого прекрасного внука.

Руки у Меды стали совсем старыми, кожа будто пергамент – шершавая, шелушащаяся. Когда по вечерам она сидит у камина и держит в руках бокал с шерри, она смотрит на свои руки и вспоминает Августу Лонгботтом, свою единственную почти подругу, умершую год назад.

Когда-нибудь – очень скоро – и её жизнь прервётся. Капля на дне бокала напоминает в отсветах пламени в камине кровь, маленькую кровавую бусинку.

Старость приходит медленно…

Андромеда улыбается.