дедлайновый наркоман
я всё же вспомнила ещё одного поэта, кроме Левитанского, от которого у меня крышу сносит.
достала откуда-то из прошлого, когда жили с Птицей. когда вечные её подруги, когда "Шикарная женщина" и дешёвое вино под ароматические свечи. когда скупые женские слёзы и вчетвером на одной кровати. и ещё раньше - когда Ваня и бессонные ночи, и висеть на телефоне, и слушать музыку из Питера.
Яшка Казанова, ты часть моего прошлого. неотрывная часть. и ты одна из прекраснейших женщин на земле.
примерно полжизни к нему - по имениотчеству,
портреты его - в красный угол вместо икон.
а он научился мешать коктейли из одиночества
в простейшей пропорции один:к одному с коньяком.
---
он сначала был другом, а потом оказался никем -
пестрым фантиком, брошенным кем-то на пикнике,
горошиной наказанья, завалявшейся в уголке,
смайликом, соррьками, приветиками, оке...
а я всё еще помню его ладонь у себя в руке,
смешные задники синих растоптанных кед,
тонкий девчачий роднющий вонючий "кент"
и чёрную родинку на белой его щеке.
---
люблю нипоццано кьянти. ругаюсь матом.
курю иногда. ногти грызу стабильно.
витаю... чёрт знает где... в общем, далековато -
не доехать ни на трамвае, ни на автомобиле.
кусаю губы - мне нравится привкус крови.
кусаю плечи - мне нравится звук испуга.
люблю немногих, почти никого, и кроме
того у меня, пожалуй, всего лишь четыре друга.
смеюсь над тупыми комедиями и вою,
когда бабулька стоит у метро с вареньем.
верю, что больше меня будет только двое,
слепленные в одно, то есть - в местоименье
"мы". такое коровье в своей фонетической сути,
такое короткое - пара букв + затишье.
когда ты спишь, я часто тебя рисую
и слышу музыку, слушая, как ты дышишь.
----
мне 33. я накрашена, пахну горько.
глажу кота, сидя в комнате. на кровати
кот образует крутую круглую горку,
забившись под плед. я сижу и думаю - к чёрту
все эти мои конвульсии, шизофрении, пытки.
она говорит: "увидимся?" я: "о чём ты?
мы же с тобою договорились." неловкий, пылкий,
несколько грубый, женский безвольно, вязкий
- вместо "пока" поцелуй - мне обжигает глотку...
что будет дальше? любому ребенку ясно.
суть одиночества в том, что даже прижавшись плотно
к бедрам, коленям, груди, утыкаясь в сердце
утром, когда одеяло пахнет минувшей ночью,
от пустоты в кишках мне никуда не деться.
она одевается - эти габанодольче,
эти гуччи, кавалли, эти максы и мары
так ей подходят, что я дёргаюсь и краснею.
и мечтаю - просто забраться под одеяло
и больше никогда-никогда не повидаться с нею.
достала откуда-то из прошлого, когда жили с Птицей. когда вечные её подруги, когда "Шикарная женщина" и дешёвое вино под ароматические свечи. когда скупые женские слёзы и вчетвером на одной кровати. и ещё раньше - когда Ваня и бессонные ночи, и висеть на телефоне, и слушать музыку из Питера.
Яшка Казанова, ты часть моего прошлого. неотрывная часть. и ты одна из прекраснейших женщин на земле.
примерно полжизни к нему - по имениотчеству,
портреты его - в красный угол вместо икон.
а он научился мешать коктейли из одиночества
в простейшей пропорции один:к одному с коньяком.
---
он сначала был другом, а потом оказался никем -
пестрым фантиком, брошенным кем-то на пикнике,
горошиной наказанья, завалявшейся в уголке,
смайликом, соррьками, приветиками, оке...
а я всё еще помню его ладонь у себя в руке,
смешные задники синих растоптанных кед,
тонкий девчачий роднющий вонючий "кент"
и чёрную родинку на белой его щеке.
---
люблю нипоццано кьянти. ругаюсь матом.
курю иногда. ногти грызу стабильно.
витаю... чёрт знает где... в общем, далековато -
не доехать ни на трамвае, ни на автомобиле.
кусаю губы - мне нравится привкус крови.
кусаю плечи - мне нравится звук испуга.
люблю немногих, почти никого, и кроме
того у меня, пожалуй, всего лишь четыре друга.
смеюсь над тупыми комедиями и вою,
когда бабулька стоит у метро с вареньем.
верю, что больше меня будет только двое,
слепленные в одно, то есть - в местоименье
"мы". такое коровье в своей фонетической сути,
такое короткое - пара букв + затишье.
когда ты спишь, я часто тебя рисую
и слышу музыку, слушая, как ты дышишь.
----
мне 33. я накрашена, пахну горько.
глажу кота, сидя в комнате. на кровати
кот образует крутую круглую горку,
забившись под плед. я сижу и думаю - к чёрту
все эти мои конвульсии, шизофрении, пытки.
она говорит: "увидимся?" я: "о чём ты?
мы же с тобою договорились." неловкий, пылкий,
несколько грубый, женский безвольно, вязкий
- вместо "пока" поцелуй - мне обжигает глотку...
что будет дальше? любому ребенку ясно.
суть одиночества в том, что даже прижавшись плотно
к бедрам, коленям, груди, утыкаясь в сердце
утром, когда одеяло пахнет минувшей ночью,
от пустоты в кишках мне никуда не деться.
она одевается - эти габанодольче,
эти гуччи, кавалли, эти максы и мары
так ей подходят, что я дёргаюсь и краснею.
и мечтаю - просто забраться под одеяло
и больше никогда-никогда не повидаться с нею.
Спасибо, нашла себе эпиграф к фику.